Достойная
Шумит-бурлит славный стольный град Эдо (нынешний Токио). Шумит он не по поводу какого-то события. Городу с миллионным уже в XVIIIвеке населением не нужен повод для шума: он в таком городе присутствует всегда и никогда не прекратится. Впрочем, оказия всё-таки есть: расцвела сакура, и горожане обмениваются мнениями о цветении этого года.
А если одна половина населения выскажет своё мнение другой половине, и та, в свою очередь, выскажет своё мнение... И представить страшно, какой галдёж получится!
В одном месте города относительно спокойно: в парке храма-монастыря Канъэйдзи. Этим и воспользовался настоятель монастыря князь Риннодзи принц Кампо. Можно представить, с каким удовольствием прогуливался почтенный человек утром по аллее сакуры в конце марта, когда и не холодно, и не жарко. Вокруг, наверняка, были разбросаны следы людского пребывания: обрывки бумаги, другой мусор. Что ж поделаешь? Накануне вечером здесь было много посетителей, любовавшихся цветами. Нынешним вечером люди придут опять. Разве можно на них за это сердиться? Надо радоваться тому, что храм служит им и таким тоже способом.
И вдруг!
Конечно же, было это «вдруг», иначе какой смысл писать через два столетия об этом дне?
Внимание настоятеля привлёк листочек бумаги, привязанный к ветке сакуры. На листочке было что-то написано устоявшимся беглым красивым почерком. «Что бы это могло быть?» – подумал преподобный и приблизил листок к глазам. А прочитав то, что было написано, потерял покой на много дней.
Буддийские монахи проделывают множество упражнений, чтобы научиться сохранять невозмутимость в разных случаях жизни. Они медитируют, сидя на пятках, а вставши, опять медитируют, разминая ноги. Они читают сутры, они бегают ночью по горным тропинкам – то ли от треволнений, то ли за бесстрастием. Они беседуют о невозмутимости со своими учителями, наконец, они просто жгут дощечки с пожеланиями невозмутимости. Все эти штуки монах и настоятель монахов принц Кампо, наверняка, проделывал много лет, а бумажка с единственным трёхстишием взяла, да и перевесила все долгие годы его упражнений.
На листочке было написано:
«Эй, поберегись!
У колодца сакуры.
От вина ли пьян?»
井戸はたの桜あふなし酒の酔
Неизвестный поэт не стал впрямую связывать нетрезвое состояние и опасность угодить в колодец. Герой и главное действующее лицо стиха – это сакура, она опасна своей беспутной красотой. Но смотри же, выпивший лишку человек, не только на цветы, но и под ноги тоже!.. Картина, наверняка, предстала пред глазами преподобного Кампо во всех подробностях: много вокруг цветов, но какая-то ветка особенно пленила внимание прохожего. Ахнув от неожиданности нового открытия, нетрезвый человек бросился, чтобы лучше разглядеть красоту и прошёл нетвёрдым шагом совсем-совсем близко от колодца, не замечая ни его, ни наблюдающего за мизансценой безвестного поэта...
Как это «безвестного»? От кого это «безвестного»?! Настоятель крупнейшего в Эдо храма имеет и вес в обществе, и достаточно много людских ресурсов в своём подчинении. В тот же секунд побежали-полетели слуги и рядовые монахи по близлежащим кварталам: не писал ли кто каких-нибудь слов намедни на горке Уэно в храме Канъэйдзи?
Скорее всего, первый раз они возвращались обратно успокоенные: «нет, никто не признаётся, не найти теперь». Но только без улыбки встречал их отец-настоятель. А если настоятель не улыбается, он, ведь, может и нахмуриться. Стоит ли доводить до такого? Поняв, что аврал объявлен не учебный, люди побежали на поиски уже с должным остервенением.
Несколько дней Эдо был сотрясаем единым вопросом. Горожане всех сословий, наверное, только и судачили, что о каком-то злыдне, изрисовавшем серьёзное религиозное учреждение. Наконец, преподобному Кампо доложили: «писавший признался».
Заулыбавшийся монах поспешил на встречу со своим открытием.
Открытием оказалась тринадцатилетняя девчонка Оаки, дочь кондитера Оомэ с Нихомбаси.
Что потащило её вешать своё «хайку» за 2 ри (более восьми километров) от дома? Теперь уже не разберёшь. Скорее всего, она бегала относила заказ клиенту, а на обратном пути забежала в Канъэйдзи посмотреть на сакуру. Это ж так важно для поддержания разговора с подружками! Возраст ещё такой, когда шила в заднице не утаишь...
А возможно, она заглянула на цветочную аллею, по дороге домой с занятий «хайкай» у учителя Кикаку.
Такараи Кикаку, один из «10 лучших у Врат Басё», был человеком большой учёности, пьяницей, и бедокуром. По воспоминаниям современника, «если выпьет лишнего, голым скачет или представления разыгрывает...» А выпить в родном городе Кикаку мог, буквально, у любого угла. Что, скорее всего, и проделывал.
Но, явно, имел беспутный поэт понятие о том, где дурачиться, а где нет. Учеников своих он держал в доброй строгости, о чём говорит тот факт, что дочь серьёзного торговца продолжала ходить к нему с девятилетнего возраста (по другим источникам с семилетнего), вышла замуж за одного из соучеников, ухаживала за любимым учителем в старости и составила его посмертный сборник.
Сколько времени длилась встреча почтенного монаха и юного дарования, сейчас уже узнать нет возможности.
Возможно, оное дарование уже получило по соплям от папаши, узнавшего, по каким далям шлёндает его почти-половозрелое чадо. Нет, не надо таких ужасов. Будем считать, что главе семейства вовремя сообщили о визите почтенного человека, и он отложил расправу.
Гостю, особе императорского дома, вероятно, было предложено пройти в дом, и, скорее всего, гость это предложение с радостью принял. Отнекивалась ли девчонка, когда Кампо расхваливал её творение, или только хихикала и, разинув глаза до невозможного, пожирала ими редкого гостя?
Ах, да, нельзя забывать. Она ходила на занятия «хайкай» уже достаточно долго, чтобы знать, как вести себя на поэтическом вечере. Так, скорее всего, и поступала: кланялась в ответ на похвалы, говорила о своей безнадёжной незрелости и тут же вставляла что-нибудь, подчёркивающее достоинства собеседника. Слишком расхваливать высокопоставленную особу неприлично, поэтому, девочка, наверняка, делала упор на безмерном счастье, постигшем её дом с появлением столь знатного гостя.
Результатом встречи было то, что учёный монах счёл собеседницу вполне состоявшимся поэтом и присвоил ей поэтический псевдоним: Кикуго-тэй Сюсики.
С этим псевдонимом девочка, затем женщина прошла весь остаток жизни. Известно, что она вышла замуж, что из нескольких сотен учеников Такараи (Эномото) Кикаку именно ей было доверено составить посмертный сборник учителя с комментариями, что умерла она в 55 или 57 лет.
Наверняка, она была ласковой дочерью, верной женой и мудрой матерью. В поэтическом обществе Кикаку её, скорее всего, кто-то превозносил до небес, а кто-то за глаза обзывал бездарной выскочкой. Найти другие её произведения нелегко, но возможно. Нужно ли? Для имеющих сугубый интерес – без сомнения. А для нерафинированной читающей массы, каковой большинство, существует непоседа Сюсики, привязавшая своё сочинение к ветке и умчавшаяся дальше по своим важным девчачьим делам.
Такараи Кикаку был талантливым поэтом, эксцентричным человеком, верным другом, приятным собеседником и добрым учителем. Когда его жизнь подходила к закату, слава его великого учителя Басё уже не затмевала его собственную.
Один раз во время засухи он написал стихотворное прошение к богам о дожде – и на следующий день дождь случился. Один раз он тристишием спас кролика от расправы. И много ещё, каких былей и небылиц о нём сложили. А кроме всего прочего, среди его заслуг есть заботливо воспитанная ученица, оставившая миру одно трёхстишие.
Эй, поберегись!
У колодца сакуры.
От вина ли пьян?
Учёный монах и опытный интриган Риннодзи Кампо прожил, без сомнения, плодотворную жизнь. Не зря он был заслан Двором в Эдо – ой, не зря! Не жалея ни времени, ни сил, он, вероятно, заводил полезные связи, проводил политику Двора при военном правительстве, доносил Двору о последних политических веяниях в Эдо...
А своему народу он известен, как открыватель единственного стихотворения смешливой девчонки.
Вспоминали ли рядовые монахи и работники храма о диковинном случае во время любования цветами? Конечно! Иначе как бы этот случай стал известен?
Более всех из героев этой истории повезло сакуре, на которой Сюсики повесила свой стишок. Колодец рядом огородили, а дерево показывали всем желающим: вот, оно – то самое! Когда срок его жизни вышел, на его месте посадили другое, того же сорта «ёсино-сакура». Сейчас уже растёт седьмое или восьмое по счёту дерево.
Автором текста является японовед и журналист Александр Хрулёв/.../
